Донецкий патерик
Моя десятая поездка на Донбасс к воинам СВО оказалась самой насыщенной и яркой. Выехали мы в воскресенье, после литургии, с расчетом переночевать в Воронеже, куда решением последнего Синода главой митрополии был назначен мой старинный друг владыка Леонтий. Воронеж мне всегда нравился какой-то своей непричастностью ни к югу, ни к северу. И там, в Благовещенском кафедральном соборе покоятся мощи Воронежских святителей Митрофана и Тихона, а также священномученика Петра (Зверева). Свт. Митрофан при первом же прочтении его жития меня напугал. Бывает такое – святой как будто обличает тебя строгостью своей подвижнической жизни. А вот свт. Тихон, наоборот, как-то сразу мне полюбился и стал близок. Когда я со своими спутниками – иер. Василием и двумя водителями-иподиаконами – прикладывался к мощам святителей, все опять подтвердилось: свт. Митрофан меня не любит, а свт. Тихон буквально утопил в волнах благодати. Но молитву с величанием все-таки одному свт. Митрофану прочитали и пропели – чтобы угодить угоднику Божию. А своими словами я попросил, чтобы святитель благословил наш путь, и мы бы с максимальной пользой послужили воинам на передовой.
Первые, с кем мы встретились по прибытии на новые территории, были казаки. Мы им передали вкуснейшие домашние колбасы и окорока от рязанского производителя, который сам часто ездит на СВО. У казаков служит постоянный священник, поэтому мы там задерживаться не стали – послужили молебен за воинов, напутствовали словом и дали возможность всем приложиться к кресту, в котором находится двадцать пять частиц мощей святых воинов-мучеников. Это наш о. Василий постарался собрать их воедино. У батюшки дома полторы тысячи мощей святых. В поездку он взял с собой еще частицу ризы Божией Матери. К ней тоже все благоговейно прикладывались.
Вечером следующего дня мы приехали на кураховское направление к штурмовикам. Уже стемнело. Бойцы в количестве шестидесяти человек прибыли в место сбора, где предусмотрительно были расставлены лавки, а на стенде развешаны иконы, российский флаг и портреты Путина и Белоусова. Раздали свечи и началось таинство. Исповедь. Причастие. Пастырское слово. Было как-то по-домашнему тепло, слова проповеди лились из самой глубины сердца, а в глазах воинов светился рай, который, по слову Спасителя, внутри нас есть. Эти отсветы рая в глазах мы уже много раз видели, но невозможно пресытиться их тихой красотой и кротким величием. Ранним утром штурмовики пойдут в бой, и для некоторых из них он станет последним. И они, и мы это знали, но говорить об этом не принято. Вообще, о смерти там лучше не говорить, потому что все они хотят жить. Один боец признался, что умереть не боится, а боится стать калекой. И каково это – смотреть в его такие родные глаза, которые ищут сочувствия и понимания, знают, но молчат о том, что вы-то завтра в четыре утра будете спать в безопасном месте, а мы пойдем в атаку. В атаку за ваш покой, за ваше здравие и долгоденствие. Только одна просьба к вам, находящимся в тылу, - вы своими целыми ногами и руками, не контуженными головами, зрячими глазами и не лопнувшими перепонками не ходите по путям неправедным, не преумножайте зло, не оскверняйте память о нас бесшабашным веселием и гнусным развратом. Нам тогда будет легче умирать за вас.
Утром нас ждали на полигоне. Это такое подземное войсковое царство, где есть все – и располаги, и столовые, и православные храмы, и мечети, и буддийские столбы, которые связывают собой три мира, и даже ленинская комната, от которой только название осталось, а внутри – портреты легендарных русских полководцев и нынешних военачальников. В этой самой комнате замечательные артисты из Бурятии дали целый концерт, размягчив души бойцов задорными казацкими и лирическими военными песнями. Наблюдая за реакцией воинов, я заметил, что современные песни о войне, где бестактно поется о смерти, пусть и геройской, ложатся мрачной тенью на лица слушателей. То же самое я замечал, когда сам в проповеди касался темы смерти. А вот песни времен Великой Отечественной Войны были не о смерти, а о жизни и о любви. Насколько же тактичными были авторы этих песен. Поэтому мы и слушаем их с упоением, спустя восемьдесят лет. Отсюда и нынешние неологизмы «двухсотый» и «трехсотый» - не хочет мириться сознание современного человека с тем, что друг твой, Алешка, не вернулся из боя, что он мертвый или покалеченный.
В одном из подземных воинских храмах служит отец Виктор, сам участник Чеченской войны. Он нам поведал удивительные истории, которые лично слышал из первых уст. То, что на войне Христос, Богородица и все святые с Ангелами спасают, защищают, охраняют наших бойцов, не для кого не секрет. Но когда видимым образом они являют свою помощь, — это всегда вызывает благоговейный трепет и восторг. Два похожих случая рассказал батюшка. Один воин задремал перед тем, как отправиться на выполнение боевой задачи. Во сне ему явился Христос и причастил Святых Таин. С задания боец не вернулся. Другой воин сподобился явления Пресвятой Богородицы, Которая тоже его причастила. Бойца хотели отправить в тыл, но он сам напросился в бой, зная, что назад не вернется. Здесь уже терпение и вера святых.
Чудеса случаются и с некрещеными. Один бурят, буддист, был тяжело ранен в ногу, большая кровопотеря, шансов выжить становилось все меньше по мере того, как он продолжал лежать в своем укрытии, один, без воды. Сильно хотелось пить и курить. Раненую ногу из последних сил перетянул жгутом. Он умирал. И тут появился старичок. Боец удивился: «Дедушка, откуда ты здесь, что ты тут делаешь? Как тебя звать?» Старичок ничего не ответил, а дал бутылку воды и пачку сигарет. А потом сунул в карман иконку и сказал: «Не переживай, я за тебя буду молиться!», - дал еще одну бутылку с водой и ушел. Боец, утолив жажду, почувствовал прилив сил и добрался до своих. А когда вынул из кармана иконку свт. Николая с удивлением обнаружил, что это тот дедушка, который его спас.
Самым опасным и памятным было наше посещение бойцов непосредственно у линии фронта. Это были штурмовики, которые сразу после нашего благословения, исповеди и Причастия пошли в бой. Троих мы покрестили, двадцать одного бойца причастили. Всеми мыслями они уже были там, за ленточкой. Командир показал мне позиции наших противников – совсем рядом. Шансов у наших воинов вернуться живыми было мало. И они, и мы это знали. Поэтому особенно торжественно, но просто, без пафоса, общались с ними. Освятили им три танка. Инструктор объяснял бойцам, чтобы они во время боя постоянно двигались, не стояли на месте, потому что неподвижные цели легче поразить. В духовной брани тоже нельзя останавливаться, - подумалось мне. Воины внимательно слушали своего наставника, сидя на корточках сгрудившись вокруг него. И с помощью Божией, чистые и святые, как Ангелы, они пошли в бой. На следующий день мы узнали, что из один них погиб, двое ранены, но задачу они выполнили и взяли населенный пункт Антоновку. А мы поехали дальше, к разведчикам.
Среди разведчиков нам попалось три неоязычника. Этих загнали на построение против их воли. «Нам не надо, мы не верим», - жестко отвечали они на все наши инициативы. Был среди них вожак, который держал всех в повиновении. Простые бойцы с радостью и открытостью слушали проповедь, каялись в грехах и причащались. С особым энтузиазмом прикладывались к кресту-мощевику и вздрагивали от холодных брызг, когда их окропляли крещенской водой. Двое неоязычников тоже попали под окропление и не особо противились. А третий решительно отвернулся, всем видом показывая презрение. Ну а когда напоследок начались фирменные обнимашки о. Василия, от которых даже самые суровые лица озарялись детской улыбкой – «родненькие вы мои, хорошие!» - причитал батюшка, обнимая каждого бойца, - тут даже новоиспеченные многобожники дрогнули, кроме вожака – тот остался непоколебим в своей гордыне.
Среди разведчиков оказались две девушки – операторы дронов. Одна мусульманка, очень милая и тихая. Вторая наша, православная, красивая, юная и смелая. Один из моих иподиаконов, окончивший семинарию, но так и не женившийся, воодушевился, увидев в рядах бойцов настоящую амазонку. Но дева оказалась неприступной: «Я сюда не женихов искать приехала!». Достойный ответ! Такую девушку надо долго и упорно добиваться. Когда мы прибыли в лесопосадки и собрались уже приступить к привычной программе – проповедь, исповедь, Причастие, кропление святой водой, прикладывание к святыням и обнимашки, - вдруг все заволновались и стали нас торопить. Оказалось, что нас вычислил дрон-разведчик – крыло, как его там называют. Через полчаса мог прилететь HIMARS, поэтому пришлось все делать в ускоренном режиме. Но свои обнимашки о. Василий все-таки успел напоследок сотворить.
Последними были опять штурмовики. Они расположились уже на безопасном расстоянии от линии фронта и через неделю-две готовились к отправке за ленточку. Эти все были из заключенных. Среди штормов, как их кличут, очень редко встречаются неоязычники. Вот и здесь все были православные и уже подготовленные к принятию церковных таинств. В тюрьмах православные священники сейчас активно работают. Отпуская грехи, я обратил внимание на одного очень грустного паренька, совсем юного, но уже пережившего много скорбей в своей короткой жизни. Он мне напомнил меня самого в детстве. Я часто болел и терпел физическую боль, отчего на всех детских фото всегда имел очень грустный вид. Вот и этот парень вызывал сочувствие и желание его приободрить. Но даже обнимашки о. Василия оставили его равнодушным. Такие, как говорят, первыми погибают. Но бывают и счастливые исключения. Я, например. К концу обучения в средней школе я оказался самым здоровым юношей в классе, так что меня даже рекомендовали к поступлению в военное училище. Дай Бог, чтобы и этот юный боец стал счастливым исключением. Егор имя ему.
Другой боец, постарше, поверил в нас как в Ангелов, способных воскрешать мертвых. И в Бога он верит так, как иные из тех, кто облечен в ангельский чин, не верят, – горячо и по-детски просто. Но в нем угадывалось что-то трагическое. И он сам это чувствовал, и в его глазах, в которые невозможно было смотреть и нельзя было оторвать взгляд, прочитывалось бесконечно родное и близкое – то, как оно будет в вечности. Может, это и есть интуиция смерти? Но очень хотелось, чтобы именно он выжил, несмотря ни на что. Спаси, Господи, и сохрани раба Твоего Александра и всех наших воинов, за веру и Отечество готовых положить жизнь свою.
А мы к чему готовы? Готовы не праздновать очередной Новый год, когда наши братья и сестры умирают от пуль и огня? Готовы молиться за них миром и всем мiром, а не совсем малым стадом, как это происходит сейчас? Готовы перестать грешить хотя бы смертными грехами? Ведь именно эти наши пороки и грехи – блуд во всех его грязных формах, аборты, сквернословие, смехотворство, воровство, ложь, гордость, зависть, обман и равнодушие – именно они связывают благословляющую Божию Десницу, готовую даровать нам Победу.
И чуть не забыл – везде, в воинских храмах, молитвенных комнатах, мне попадались иконы свт. Митрофана Воронежского. И кто это кого не любит? А владыка Леонтий пригласил меня на празднование памяти этого дивного святого, которая отмечается 6 декабря. Конечно, поеду, если Бог даст. Все святые Земли Русской молите Бога за наше Отечество, за нас, грешных и недостойных вашей милости. И только вашими молитвами, и подвигом русских воинов возможно освободиться цепей греха, сковывающих Любовь Божию. Я пишу «русских», потому что субстантивированное прилагательное «русский» приложимо к любой нации, которая может стать частью необъятного и непостижимого русского мира. Ибо мы русские и с нами Бог!
Питирим, епископ Скопинский и Шацкий •